Время заснежено пеплом, в кремационной печи догорают безликие тени, стылые лики тех, чья иллюзорная
близость когда-то казалась мне настоящей. Мои глаза изменили цвет, и от темных чуть расширенных зрачков
расходятся золотистые прожилки, острыми стрелами. Этот взгляд подавляет, вбирает в себя все соки чужой души.
Этот взгляд давно уже не принадлежит живому существу. Сквозь крионическую белизну я чувствую запах крови,
запечатанный в стерильность пробирок. В барокамере тела стыло и холодно.
На моем пути никогда больше не будет преград. Все стены моей темницы давно уже разрушены. Посреди руин,
пепла и крови, мое запечатанное прошлое - в саркофаги железных дев, в пыточные камеры.
"Сколько можно разрушать себя? Тебе давно уже следовало начать разрушать других".
***
Сестрица, ты чувствуешь страх? Я пью через тонкие трубки нектар твоей жизненной силы, я умываюсь твоей густой, темной кровью,
приникая к бьющейся жилке аорты. Я ласкаю пропитанными ядом иглами ускользающие периферические вены.
Я раздираю вьющимися когтями девственное лоно твоего сознания.
Я ввожу тебе под кожу жидкий азот раскаяния, а затем разбивая вдребезги куски твоей застывшей плоти в мелкое, кроваво-красное крошево.
И лики твоих предательств вновь встают перед тобой, скользя по тебе заточенными за долгие годы лезвийными
крылами. И вся твоя жизнь превращается в раскаленную боль, доведенную до агонии судорожным, болезненным страхом.
Даже когда ты умрешь, лики твоих предательств будут разрывать тебя на куски, сдирая кожу и жадно царапая мягкую,
податливую плоть, наросшую на белые, ломкие кости. Но никакие терзания плоти никогда не смогут сравниться
с мучениями твоей истасканной души, твоей сущности, твоего разума, который почти уже отнят.